…напустила на себя строгий вид и сказала:
— Ты себе, дружок, лишнего не позволяй. Теперь не детские забавы. Увидит кто, мне не сдобровать. Да и по твоей спине розгами пройдутся. Знаешь ведь, какой нрав у моего папеньки.
— Ну, что же, барышня. Насильно мил не будешь. Не стану боле Вас беспокоить, коли не по нраву я Вам и не по рангу. Прощевайте, не серчайте на меня. На мой век дворовых девок хватит. Видно судьба такая.
Закончив свою неожиданно пылкую речь, Тимофей нырнул в кусты, и был таков. Полинка от удивления аж окаменела вся на несколько минут. А потом слезы обиды так и полились ручьем из ее больших грустных глаз. Всю ночь она проплакала, мысленно проклиная свою глупость и излишнюю строптивость. Жалела, что прогнала Тимошу. Оказалось, что он-то и был единственной родной душой в этом большом и холодном доме, ставшем таким после маменькиной смерти. Когда ночь уже стала кокетничать с ранним утром, Поля заснула тревожным сном.
— Барышня, отоприте! К заутрене пора! Просыпайтесь, — послышался из-за двери голос Настенки, дворовой девушки.
Полина с трудом поднялась. Открыла дверь.
— Чего ты тут раскричалась? Не пойду я никуда. А чай сюда принеси.
— Ваш папенька гневались, что Вас утром за завтраком не было. И Серафима шипела… Конечно, не моего ума дела, барышня. Но говорили они утречком, что пора бы Серафиме настоящей хозяйкой в доме стать, но какая-то якобы помеха мешает.
— Что за помеха такая?
— Не услышала я. Выгнали меня из горницы и дверь притворили.
— А чего это ты, Настенка, так вырядилась? Сарафан новый, вроде бы. И ленту красную в косу вплела?
Служанка потупилась, пухлые щеки налились краснотой.
— Да так. Не пытайте, Пелагея Егоровна.
— Никак понравиться кому задумала? Быстро признавайся! На нашем дворе вроде бы и некому…
— Так уж и некому? Правда, неровня он мне…
— Это ты о ком? Признавайся немедленно!
— Уж больно мне приглянулся приказчиков сын Тимофей, барышня, — произнесла шепотом девушка и поспешно выскользнула из комнаты.
Весь день Полина ходила из угла в угол сама не своя. Ревность колола острыми иголками ее чистое сердечко, только что загоревшееся первым чувством. Потом не вытерпела своего добровольного заточения и вышла в сад и присела у дома. То там, то тут мелькала серая запотелая рубаха Тимофея. Он привычно занимался работой: то копал, то рыхлил, то полол, то носил воду. И совершенно не замечал своей молодой хозяйки, которая делала вид, что внимательно читает. Время от времени около Тимохи, среди кустов, появлялось яркое пятно Настенкиного сарафана, и слышался ее заливистый смех. Полина листала захваченную книжку, но строчки сливались и наезжали одна на другую. Слезы стояли в глазах и готовы были вот-вот пролиться. Полина, приложив платочек к глазам, вскочила, и стремительно побежала в дом. Тимофей пошел к скамейке и увидел оставленную книжку, на обложке которой было написано, «Магия самоцветных камений». Веточкой полыни была заложена страничка про камень Бирюзу. Тимофей прочитал:
«Бирюза с давних времен символизирует верную любовь. Этот камень считают наиболее удачным для молодых девиц. Если носить бирюзу как кулон на шее, она предотвращает кровотечения, помогает лечению язв. Если носить бирюзу в серьгах, она укрепляет сердце, излечивает от желтухи. А если кусочек бирюзы зашить в ткань и всегда носить с собой, она защищает от укуса змеи, утопления и удара молнии. Бирюза тускнеет в руках человека, который должен скоро умереть. Легенда гласит, что незадолго до смерти Ивана Грозного его перстень с бирюзой изменил окраску».
На следующее утро Полина нашла на подоконнике свою книжку, оставленную вчера в саду на лавке, и маленький букетик душистых бархоток, перевязанный тесемочкой. Она взяла любимые скромненькие цветочки и поднесла к лицу. Среди оранжевых цветов мелькнуло что-то голубовато-зеленое. Поля увидела маленькое серебряное колечко с бирюзовым камешком. Отвязала его от тесьмы и тут же примерила. Колечко было впору на безымянный палец. Девушка догадалась, от кого был этот подарочек. И лицо ее озарилось счастливой улыбкой.