Окошки в этот вечер в избе Маруси светились долгонько…
Сваты расселись вокруг стола: угощались, разговоры разговаривали, шутковали, похваливая и жениха, пунцового от смущения, и невестушку, опустившую глазки в пол. Аверьян Степанович, дядька Сережи, поправляя густые усищи, приговаривал: «Ваш товар, наш купец. А купец-то молодец!»
На масленицу сыграли свадебку. Веселая была гульба. Вся деревня три дня веселилась.
Потом наступили обычные деревенские будни. В большом и крепком хозяйстве мужа работящие руки Маруси ой как пригодились. Дела не переводились от утра до ночи. Молодуха старалась, что было сил, чтобы угодить новым родственникам. Дни и недели за хлопотами летели быстрехонько.
Все бы ничего… Да вот только стал все чаще и чаще захаживать на двор к родственникам племянничек Константин. И норовил появляться, когда Сереги дома не было. И все терся около молодой его жены. То в глазки заглянет, то за руку поймает, то начнет на гармошке играть и любовные страдания петь, то словами смутит нескромными… Проходу Марусе не давал. Кроме свекрови в дому женщин не было. А пожалиться на ненужное внимание родственника ей Маруся не решалась. Уж больно строгим взглядом смотрела на нее мать Сергея. Побаивалась ее невестка.
— Отстань от меня, Костя! Добром прошу тебя. Дай житья спокойного, прошу тебя, — рассердилась Маруся, когда хозяйский племянник в очередной раз схватил ее за руки и пытался обнять.
— А чего ты такая гордая больно. Чего с тебя убудет, что ли, если я тебя прижму маленько, али поцелую?
— Совести в тебе нет! Как тебе не совестно перед брательником-то? Разве гоже жену его лапать? А то я Сереже все расскажу, он тебе морду-то начистит.
— Испугался я больно, — рассмеялся в лицо Марусе парень, — а я вот возьму и сам ему наперед скажу, что ты мне глазки строишь, пока он с папашей по делам ездит, да по охотам и рыбалкам.
— Посмей только, противный! Полезешь еще ко мне, огрею, чем ни попадя, так и знай.
— Ух, испужался я сильно, аж коленки дрожат, — еще больше развеселился Костя, — ты лучше со мною дружи, родственница, чтобы худа не было.
— Гляди. Я тебя предупредила, — злым шепотом сказал Маруся. Оттолкнула руки парня и зашла в избу.
— Ты что как оглашенная в дом влетаешь, — спросила свекровь, которую Маруся чуть с ног не сбила, — али случилось чего?
— Нет, маменька, ничего не случилась. Все нормально. Просто торопилась Вам в дому помочь. На дворе я все дела и в сенях переделала.
— Ну и ладно. Вот за чугуны берись. Надобно их вычистить, а то совсем закопченные стали. Вижу, девка, ты никакой работой не брезгуешь. Работящая жена моему Сережке досталась. Не прогадал… Если что надобно, не таись, делись со мной. Вместях-то скорее разберемся.
— Хорошо, маменька.
Через несколько дней Маруся возилась у печи. Наклонилась, чтобы ухватом чугунок с картошкой в печь посадить, да почувствовала чьи-то сильные руки на талии. Маруся вскрикнула от радости, подумав, что Сережа ее неурочно с охоты возвернулся… Ан, нет. Это Костик подкрался на цыпочках и облапил Марусю. Тяжелый чугунок из ухвата вывалился прямо на ноги парню. Костик завертелся от боли.
— Ах ты, паршивец, опять за свое, — закричала Маруся на неугодного ухажера, — помнишь, что я тебе обещала за такие делишки? Получай!
Молодуха огрела ухватом родственника вдоль спины и стала гнать его к двери, охаживая безо всякой жалости.
— С ума сошла! Ой, больно же! — Заорал Костик, выскакивая наружу. В дверях, он наткнулся на Марусину свекровь, которая добавила ему грязной тряпкой.
— Так и надо тебе, охальник, не будешь к чужим женам приставать. Серега вернется еще тебе и морду набьет за твои паскудные мысли и руки шаловливые!
Маруся, увидавшая эту неожиданную сцену, в душе порадовалась женской солидарности. Боялась она в душе, что свекровь может не так воспринять приставания племянничка и повинит ее, сноху.
— Правильно, так с ним и надо, пускай женится, а не на чужих жен пялится. На чужой каравай роток не разевай, — усмехнулась свекровь, и зашла за занавеску.
Маруся ползала по полу, собирая картошку и складывая ее снова в чугунок…